Неточные совпадения
Он
больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня
морил голодом по целым дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а не чаем. За что ж я… Вот новость!
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу
моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать
больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.
Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с товарищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с
большею силой, чем прежде, воротилась бодрость каждому в душу, на что способна одна только славянская порода — широкая, могучая порода перед другими, что
море перед мелководными реками.
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам
большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили всё Черное
море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
Она села к столу, на котором Лонгрен мастерил игрушки, и попыталась приклеить руль к корме; смотря на эти предметы, невольно увидела она их
большими, настоящими; все, что случилось утром, снова поднялось в ней дрожью волнения, и золотое кольцо, величиной с солнце, упало через
море к ее ногам.
Внимательно наклоняясь к
морю, смотрела она на горизонт
большими глазами, в которых не осталось уже ничего взрослого, — глазами ребенка.
—
Море вовсе не такое, как я думала, — говорила она матери. — Это просто
большая, жидкая скука. Горы — каменная скука, ограниченная небом. Ночами воображаешь, что горы ползут на дома и хотят столкнуть их в воду, а
море уже готово схватить дома…
Разыскивая мебель на Апраксином дворе и Александровском рынке, он искал адвоката, в помощники которому было бы удобно приписаться. Он не предполагал заниматься юридической практикой, но все-таки считал нужным поставить свой корабль в кильватер более опытным плавателям в
море столичной жизни. Он поручил Ивану Дронову найти адвоката с
большой практикой в гражданском процессе, дельца не очень громкого и — внепартийного.
Эта качка напоминала мне пока наши похождения в Балтийском и Немецком
морях — не
больше. Не привыкать уже было засыпать под размахи койки взад и вперед, когда голова и ноги постепенно поднимаются и опускаются. Я кое-как заснул, и то с грехом пополам: но не один раз будил меня стук, топот людей, суматоха с парусами.
У англичан
море — их почва: им не по чем ходить
больше. Оттого в английском обществе есть множество женщин, которые бывали во всех пяти частях света.
Другой посылается, например, в Нижне-Колымский уезд, — это ни
больше ни меньше, как к Ледовитому
морю, за две тысячи пятьсот или три тысячи верст от Якутска, к чукчам — зачем вы думаете: овладеть их землей, а их самих обложить податью?
Можно определить и так: это такой ветер, который
большие военные суда, купеческие корабли, пароходы, джонки, лодки и все, что попадется на
море, иногда и самое
море, кидает на берег, а крыши, стены домов, деревья, людей и все, что попадется на берегу, иногда и самый берег, кидает в
море.
Я смотрел на все это рассеянно и слушал с
большим равнодушием, что говорили кругом. Меня убаюкивал тихий плеск
моря, теплая погода.
Группа гор тесно жалась к одной главной горе — это первая
большая гора, которую увидели многие из нас, и то она помещена в аристократию гор не за высоту, составляющую всего около 6000 футов над уровнем
моря, а за свое вино.
Я отвык в три месяца от
моря и с
большим неудовольствием смотрю, как все стали по местам, как четверо рулевых будто приросли к штурвалу, ухватясь за рукоятки колеса, как матросы полезли на марсы и как фрегат распустил крылья, а дед начал странствовать с юта к карте и обратно.
Это от непривычки: если б пароходы существовали несколько тысяч лет, а парусные суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы
больше поэзии в этом быстром, видимом стремлении судна, на котором не мечется из угла в угол измученная толпа людей, стараясь угодить ветру, а стоит в бездействии, скрестив руки на груди, человек, с покойным сознанием, что под ногами его сжата сила, равная силе
моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
Банка эта мелка относительно общей глубины
моря, но имеет достаточную глубину для
больших кораблей.
Лодки эти превосходны в морском отношении: на них одна длинная мачта с длинным парусом. Борты лодки, при боковом ветре, идут наравне с линией воды, и нос зарывается в волнах, но лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг. На этих
больших лодках рыбаки выходят в
море, делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется, сто сорок морских миль, то есть около двухсот пятидесяти верст.
Один только отец Аввакум, наш добрый и почтенный архимандрит, относился ко всем этим ожиданиям, как почти и ко всему, невозмутимо-покойно и даже скептически. Как он сам лично не имел врагов, всеми любимый и сам всех любивший, то и не предполагал их нигде и ни в ком: ни на
море, ни на суше, ни в людях, ни в кораблях. У него была вражда только к одной
большой пушке, как совершенно ненужному в его глазах предмету, которая стояла в его каюте и отнимала у него много простора и свету.
Все жители Аяна столпились около нас: все благословляли в путь. Ч. и Ф., без сюртуков, пошли пешком проводить нас с версту. На одном повороте за скалу Ч. сказал: «Поглядите на
море: вы
больше его не увидите». Я быстро оглянулся, с благодарностью, с любовью, почти со слезами. Оно было сине, ярко сверкало на солнце серебристой чешуей. Еще минута — и скала загородила его. «Прощай, свободная стихия! в последний раз…»
Море, реки, земля, воздух — спорят здесь, кто
больше принес в дар
Но никогда гибель корабля не имела такой грандиозной обстановки, как гибель «Дианы», где великолепный спектакль был устроен самой природой. Не раз на судах бывали ощущаемы колебания
моря от землетрясения, — но, сколько помнится,
больших судов от этого не погибало.
При кротости этого характера и невозмутимо-покойном созерцательном уме он нелегко поддавался тревогам. Преследование на
море врагов нами или погоня врагов за нами казались ему
больше фантазиею адмирала, капитана и офицеров. Он равнодушно глядел на все военные приготовления и продолжал, лежа или сидя на постели у себя в каюте, читать книгу. Ходил он в обычное время гулять для моциона и воздуха наверх, не высматривая неприятеля, в которого не верил.
Много ужасных драм происходило в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой жизни, тот найдет
большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на
море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
Пролив отделяет нагасакский берег от острова Кагена, который, в свою очередь, отделяется другим проливом от острова Ивосима, а там чисто,
море — и
больше ничего.
Бывает у моряка и тяжело, и страшно на душе, и он нередко, под влиянием таких минут, решается про себя — не ходить
больше в
море, лишь только доберется до берега.
От островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех местах. Небо и
море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на
большой доске складными буквами.
Монастырь занимает
большой угол в испанском городе и одной стороной обращен к
морю.
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел на
море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но
море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили
большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но
больше ничего не оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
В открытом
море нам встретились киты-полосатики и косатки. Киты плыли медленно в раз взятом направлении, мало обращая внимания на миноносцы, но косатки погнались за судами и, когда поравнялись с нами, начали выскакивать из воды. Стрелок Загурский стрелял; два раза он промахнулся, а в третий раз попал. На воде появилось
большое кровавое пятно. После этого все косатки сразу исчезли.
Вдруг впереди показался какой-то просвет. Я думал, что это
море. Но
большое разочарование ждало нас, когда мы подошли поближе. Весь лес лежал на земле. Он был повален бурей в прошлом году. Это была та самая пурга, которая захватила нас 20, 21 и 22 октября при перевале через Сихотэ-Алинь. Очевидно, центр тайфуна прошел именно здесь.
Здешняя растительность такая же чахлая, как и везде на побережье
моря. Заметным становится преобладание хвойных пород; на сцену все
больше и
больше выступает лиственница, а дубняки отходят на задний план.
Река Фату (по-удэгейски Фарту) впадает в Санхобе с левой стороны, в однодневном пути от устья, и течет с северо-востока параллельно берегу
моря. Горный хребет, отделяющий бассейн ее от речек, текущих непосредственно в
море, имеет в среднем высоту 600 м. Следующая
большая река, которая берет начало с Сихотэ-Алиня, будет Билимбе, впадающая в
море около горы Железняк, немного южнее мыса Шанца.
Большие обнажения на берегу
моря к северу от реки Такемы состоят главным образом из лав и их туфов (биолитовый дацит), дальше тянутся полевошпатовые сланцевые породы и диорит. Тип берега кулисный. Действительно, мысы выступают один за другим наподобие кулис в театре. Вблизи берега нигде нет островов. Около мысов, разрушенных морским прибоем, кое-где образовались береговые ворота. Впоследствии своды их обрушились, остались только столбы — любимые места отдыха птиц.
В топографическом и геологическом отношении вся местность между двумя упомянутыми реками представляет собой обширный лавовый покров. Теперь это невысокие холмы, изрезанные
большими оврагами. Когда-то тут был хороший лес. Ныне от него остались только пни и редкие сухостои. По оврагам, о которых я упомянул, в
море текут ручьи Цалла, Анкуга, Лолобинга, Тахалун, Калама и Кумолун.
Однажды на падали около
моря видели
большого темно-бурого орла с длинной голой шеей.
Помнится, я видел однажды, вечером, во время отлива, на плоском песчаном берегу
моря, грозно и тяжко шумевшего вдали,
большую белую чайку: она сидела неподвижно, подставив шелковистую грудь алому сиянью зари, и только изредка медленно расширяла свои длинные крылья навстречу знакомому
морю, навстречу низкому, багровому солнцу: я вспомнил о ней, слушая Якова.
Не весело также переправляться через животрепещущие мостики, спускаться в овраги, перебираться вброд через болотистые ручьи; не весело ехать, целые сутки ехать по зеленоватому
морю больших дорог или, чего Боже сохрани, загрязнуть на несколько часов перед пестрым верстовым столбом с цифрами: 22 на одной стороне и 23 на другой; не весело по неделям питаться яйцами, молоком и хваленым ржаным хлебом…
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели, в чем дело. Из-за гор, с правой стороны Мутухе,
большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить
большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы пошли к
морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.
Судя по малочисленности как особей, так и видов, видно, что по берегу
моря не бывает
большого перелета.
Поднявшись на перевал (240 м), я увидел довольно интересную картину. Слева от нас высилась высокая гора Хунтами [Хун-та-ми — гора в виде
большой буддийской пагоды.], имеющая вид усеченного конуса. Она входит в хребет, отделяющий бассейн реки Санхобе от реки Иодзыхе. Со стороны
моря Хунтами кажется двугорбой. Вероятно, вследствие этого на морских картах она и названа Верблюдом.
Нечего делать, пришлось остановиться здесь, благо в дровах не было недостатка.
Море выбросило на берег много плавника, а солнце и ветер позаботились его просушить. Одно только было нехорошо: в лагуне вода имела солоноватый вкус и неприятный запах. По пути я заметил на берегу
моря каких-то куликов. Вместе с ними все время летал
большой улит. Он имел белое брюшко, серовато-бурую с крапинками спину и темный клюв.
Множество сивучей,
больших и малых, лежало на берегу
моря.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая
большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до
моря около 78 км.
Маньчжурское слово «Сихотэ-Алинь» местные китайцы переделали по-своему: «Си-хо-та Линь», то есть Перевал западных
больших рек. И действительно, к западу от водораздела текут
большие реки: Ваку, Иман, Бикин, Хор и т.д. Гольды называют его Дзуб-Гын, а удэгейцы — Ада-Сололи, причем западный его склон они называют Ада-Цазани, а восточный — Ада-Намузани, от слова «наму», что значит —
море.
За перевалом, следуя течению воды к востоку, мы часа в 3,5 дня вышли на реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы. Река эта будет самым
большим и ближайшим к
морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
Около полудня мы с Дерсу дошли до озера. Грозный вид имело теперь пресное
море. Вода в нем кипела, как в котле. После долгого пути по травяным болотам вид свободной водяной стихии доставлял
большое удовольствие. Я сел на песок и стал глядеть в воду. Что-то особенно привлекательное есть в прибое. Можно целыми часами смотреть, как бьется вода о берег.
Он постоянно посылал разведчиков то на реку Иодзыхе, то на берег
моря, то по тропе на север. Вечером он делал сводки этим разведкам и сообщал их мне ежедневно. Чжан Бао вел
большую корреспонденцию. Каждый почти день прибегал к нему нарочный и приносил письма.
Действительно, Тапоуза впадает не непосредственно в
море, а в
большое прибрежное озеро, имеющее в окружности около 10 км.
Истоки реки Тютихе представляют собой 2 ручья. По меньшему, текущему с юга, можно выйти на реку Ното, а по
большому, текущему с северо-запада, — на Иман. У места слияния их высота над уровнем
моря равняется 651 м. Мы выбрали последний путь, как наименее известный.